Просто стихи

[max-u]

"Меня забавляет волнение людей по пустякам, сама была такой же дурой.
Теперь перед финишем понимаю ясно, что всё пустое.
Нужна только доброта и сострадание"
(Фаина Раневская)

КОГДА ТЕБЕ И ПУСТО И ПЕЧАЛЬНО
Когда тебе опять и пусто и печально,
в глазах покоя нет, а в мыслях высоты,
ты вспомни, что в тебе нет боли изначально,
а только трение мечты и суеты.

И если слезы есть - старайся в одиночку
их выплакать сперва, и к людям не спеши.
И мужество не в том, чтобы поставить точку,
а чтобы претерпеть рождение души.

И если так с тобой случится не однажды,
то с каждым разом легче будет этот миг.
Жестоки чувства одиночества и жажды,
но страшно - если ты к ним вовсе не привык.

Досадно - если ты, надеясь на подспорье,
в ответ не получил желанной сослезы.
Но в сотню раз страшней, когда испив от горя,
в чужую исповедь ты смотришь на часы.

И если нет того, о чем мечтал вначале,
и высота пути на уровне травы,
люби все то, что есть - и страхи и печали,
и труд обычный свой, и вздохи, и увы.

И меры счастью нет, и смысла в обладаньи -
все сквозь тебя, как Космос протечет.
И ОПРАВДАНЬЕ В ЖИЗНИ – ТОЛЬКО В СОСТРАДАНЬИ
в желаньи размышлять - другое все не в счет.
А. Дольский

[Nimfea]

Сентябрь, III - перевод Б. Ахмадулиной


My hands recovered their sight.
And eyes became, as hands, effective, greedy.
And then appeared voices in my larynx,
Dried up of thirst for the new sounds, real.

And this my core I'm understanding once in freedom.
You stand, and I'm standing -sounding, and opened for pain.
September added to our hair the orange tint, and teached us
To live, as he did, just exerting to last date...

III

Прозрели мои руки. А глаза -
как руки, стали действенны и жадны.
Обильные возникли голоса
в моей гортани, высохшей от жажды

по новым звукам. Эту суть свою
впервые я осознаю на воле.
Вот так стоишь ты. Так и я стою -
звучащая, открытая для боли.

Сентябрь добавил нашим волосам
оранжевый оттенок увяданья.
Он жить учил нас, как живет он сам, -
напрягшись для последнего свиданья...
 

[max-u]

она училась чувствовать наизусть...

я был случайным гостем в её мирах... мальчик прохожий, жаждущий карнавала,
из тех, которым любовь – не любовь – игра, и даже мира, что завоёван, мало.
не замечая счастья в её глазах, я пил рассвет из раскрытых её ладоней,
она хотела ветер пересказать и как в полях серебристых резвятся кони...
а я, считая бредом её слова, хватал под мышки, кружил, и ронял на травы,
и падал рядом, стараясь исцеловать всё, что присвоил сам по святому праву.

она пыталась прятаться от людей, которым, в общем и целом была ненужной,
и привыкала внутрь себя глядеть, и оттого становилась светлей снаружи.
она училась чувствовать наизусть, не по наитию даже, скорее кожей,
ей почему-то проще давались грусть и боль, которую вытерпеть невозможно.
она умела кутаться в тишину, любить фиалки и, просыпаясь утром,
бежать нагой к открытому в мир окну и вылетать в него, к небу взмывая круто.

вот так однажды, выпорхнув, как всегда, она рванула ввысь, не щадя усилий,
и не вернулась больше...

а я гадал –
наверно ангелы божьи не отпустили...
Ник Туманов

[max-u]

А жизнь – игра на пораженье,
И не свести её к ничьей...
И только наше отраженье
Царапнет золото церквей.
Круг обязательно замкнётся,
И обнуляя ход часов,
Что нам как эхом отзовётся
На стрелке дрогнувшей весов?
Какой немыслимой расплатой
Душе аукнутся грехи?
И быть ли вечно ей распятой
От домыслов и чепухи...
А те, чьим был я продолженьем,
Поймут ли смысл моих утрат,
Или с покорным сожаленьем
Осудят каждую стократ?
Пусть будет свет лампад прозрачен
На том, чего не изменить –
Век не бессмысленно истрачен,
Раз было в нём кого любить.
И я согрет любовью этой,
И хоть с грехами, как с сумой,
Готов платить любой монетой
За счастье рядом быть с Тобой.
Пусть жизнь – игра на пораженье,
И не свести её к ничьей,
Я ей давно дарю прощенье
За то...
...что ТЫ была ...
...моей...

Сказоч-Ник
***
Нам еще предстоит разобраться в себе,
Нам еще предстоит примириться со многим,
Будут четкими тени на белой стене,
Будет взгляд чей-то в спину – холодным и строгим.

И прокатится эхом людская молва,
Раскатает и сплющит заблудшие души,
Повторится стократно: - А она-то... Она!
А потом обо мне, только злее и суше.

Я Тебя обниму и закрою собой,
Есть на свете беда пересудов страшнее –
Кто-то примет безвинно от нас эту боль,
Тот, которого не было раньше роднее...

И хотелось бы в рай, да, наверно, никак...
Если б в черной дыре рядом выпало место!
Смертью боль искупить для влюбленных – пустяк,
Только жаль, что на небе не моя Ты невеста...

Можно проще и "в цвет" – разойтись по углам,
И глаза опустить, и покаяться в храме...
Да не выплакать слез столько мягким свечам,
Сколько в этой разлуке прольется сердцами.

И стекая как воск, будет сердце пустеть,
Пересохшим губам даже воздух не нужен!
Поменяю кольцо золотое на медь –
Если Ты не женой – н и к о м у, значит, мужем.

Я Тебя обниму...
Ты готова? Пора...
Зритель занял места
И таращится в окна,
Наша совесть – палач,
Но Любовь – не игра...
... И босая душа
Всей ступнею – на стекла...

Сказоч-Ник

[max-u]

Когда я по лестнице алмазной
     поднимусь из жизни на райский порог,
     за плечом, к дубинке легко привязан,
     будет заплатанный узелок.

     Узнаю: ключи, кожаный пояс,
     медную плешь Петра у ворот.
     Он заметит: я что-то принес с собою --
     и остановит, не отопрет.

     "Апостол,-- скажу я,-- пропусти мя!.."
     Перед ним развяжу я узел свой:
     два-три заката, женское имя
     и темная горсточка земли родной...

     Он поводит строго бровью седою,
     но на ладони каждый изгиб
     пахнет еще гефсиманской росою
     и чешуей иорданских рыб.

     И потому-то без трепета, без грусти
     приду я, зная, что, звякнув ключом,
     он улыбнется и меня пропустит,
     в рай пропустит с моим узелком.

   В. В. Набоков           21 апреля 1923

[max-u]

Я прошла не одну-много разных дорог,
Я над пропастью шла,забывая о риске,
Я узнала,что мир красив,и жесток,
А у счастья не взять гарантийной расписки.
Я сгорала в пожарах бессонных ночей,
Замерзала я в глыбах сомнений и боли.
Запирала себя на сто тысяч ключей.
И опять отпускала с рассветом на волю.
Я твердила себе,что душа умерла,
Что во мне не осталось искры желаний,
Что построю я замок себе из стекла,
Из осколков разбитых своих ожиданий.
И вокруг его стен посажу я цветы-
Пусть врачуют мою беспокойную душу.
А мятежные сны и безумство мечты
Мой хрустальный покой никогда не нарушат.
Научившись едва жить с собою в ладу,
Одиночества шалью укутав плечи,
В мир разбитых иллюзий неспешно иду
Проверять - может,время действительно лечит.

Лера Шер
***
Рассвет приходит к тем, кто видел тьму...

Рассвет приходит к тем, кто видел тьму
Во всем ее убийственном величии...
Кто плакал от людского безразличия,
Но безразличным не был ни к кому!

Рассвет приходит к тем, кто был в пути,
Не зная ни усталости, ни лени.
Кто, обессилев, падал на колени,
Но поднимался, продолжал идти...

И, зажимая волю в кулаки,
Вдруг находил ромашковое поле,
И, задыхаясь от щемящей боли,
Свои ладони прятал в лепестки!

К тем, кто, похоронив свои мечты,
И, помянув их, устремлялся дальше.
Кто смог среди предательства и фальши,
Не растерять душевной чистоты!

Нечаянно в небесной синеве,
Вдруг распахнутся солнечные двери.
Рассвет приходит к тем, кто верил в свет.
Абсурдно, до последнего. Но - верил!..

© Иван Андреев

[SHEILA]

Все реже думаю о том,
Кому понравлюсь, как понравлюсь.
Все чаще думаю о том,
Куда пойду, куда направлюсь.

Пусть те, кто каменно-тверды,
Своим всезнанием гордятся.
Стою. Потеряны следы.
Куда пойти? Куда податься?

Где путь меж добротой и злобой?
И где граничат свет и тьма?
И где он, этот мир особый
Успокоенья и ума?

Когда обманчивая внешность
Обескураживает всех,
Где эти мужество и нежность,
Вернейшие из наших вех?

И нет священной злобы, нет,
Не может быть священной злобы.
Зачем, губительный стилет,
Тебе уподобляют слово!

Кто прикасается к словам,
Не должен прикасаться к стали.
На верность добрым божествам
Не надо клясться на кинжале!

Отдай кинжал тому, кто слаб,
Чье слово лживо или слабо.
У нас иной и лад, и склад.
И все. И большего не надо.

Давид Самойлов.

[max-u]

Оружие не убьёт. Убивают фразами,
Случайно сорвавшимися не в том направлении.
Самые странные знаки - игры разума,
Коснулись твоей души вне пространства и времени.
Для них не нужно правил, догм и приличия,
Они как выстрел - мгновенные острые трещины.
Но между пулей и словом - одно отличие,
Ружьём пронзённое тело всё же лечится.


***
Доктор, я не больна, а точнее, больна, но не этим,
Я больна равнодушием текста просроченных книг,
Я забыла, как нужно молчать и хранить свою мысль в секрете,
А во всём остальном, доктор, я как ангел, (и чист, и светел),
Что взлетел в небеса от людей и оттуда глядит на них.

Доктор, я не права, а точнее, права, но не всюду,
Я теряю себя там, где всех остальных завожу в тупик,
Что-то бьётся внутри (один тик от Христа, один тук от Иуды),
Доктор, я не хочу никому ничего объяснять, и не буду,
У них в голове другие картинки, им непонятен такой язык,

Доктор, я не боюсь ничего, а точнее, боюсь, но не пули,
Не последней секунды своей перед местом, куда не хватило виз,
Я боюсь понимать, что все сказки придуманы, нас обманули,
И ещё меня люди пугают собой, доктор, выпиши мне пилюли,
У меня где-то в области сердца застряла жизнь.

© Copyright: Лилу Сабрум, 2009

[SHEILA]

Выйти из дому при ветре,
По непогоду выйти.
Тучи и рощи рассветны
Перед началом событий.

Холодно. Вольно. Бесстрашно.
Ветрено. Холодно. Вольно.
Льется рассветное брашно.
Я отстрадал — и довольно!

Выйти из дому при ветре
И поклониться отчизне.
Надо готовиться к смерти
Так, как готовятся к жизни...

Давид Самойлов.

[Tina Ram]

Кошкость

Мне хочется маленьким счастьем стать:
Смешным, обаятельным и пушистым.
Когда ты уставший и хочешь спать,
Мне хочется, молча сидеть и ждать,
И лапкой размеренно мордочку чистить.

Тереться о руки, взъерошив шерсть,
Мурлыча от счастья...Кусочек боли...
Я знаю, он в сердце спрятан. Он есть.
И мне без тебя не надо воли.

Не бойся, что я тебе буду мешать,
В подушечках розовых спрятаны когти.
Позволишь немножко тебя подождать?
Я просто сидеть буду тихо, напротив.

Привязана крепко к тебе. Насовсем.
Владыка рука твоя, мой хозяин...
Не бойся, что я тебе надоем.
Я буду молчать за вечерним чаем.

Позвоню тебе просто так

Позвоню тебе просто так...
Нет, придумаю повод ничтожный!
Ответь, почему так сложно?
Придумать повод-пустяк...

Расскажу про выпавший снег,
Что весна заблудилась в марте...
Самый нужный мне человек,
Я раскрыла тебе все карты.

Нет, нельзя о любви первей!
Так учили умные книжки!
Только знаешь, всё это слишком!
Мне не страшно быть всех смелей.

Мне не страшно попасть впросак!
В искушеньи немеют пальцы.
Откуда терпенья набраться?!
Позвоню тебе... просто так.

Вечерний кофе

Сварю себе кофе вечерний неспешно,
Плеснув в него капельку легкой грусти.
Добавив корицы пряную нежность,
Пойму – одиночество тоже искусство.

Наверно, я в нём настоящий профи,-
Порой возникает такое чувство.
Трезвит мои мысли вечерний кофе.
Пускай одиночеству будет пусто!

Согреюсь теплом от горячей кружки,
Февральская вьюга ревёт и стонет.
Рукою поглажу кошачьи ушки,
И теплая лапка мне сердце тронет.

Под шорох страниц и мурлыканье кошки,
На жизнь посмотрю непредвзято – в профиль,
На разные я ступала дорожки...
Трезвит мои мысли вечерний кофе.

Валентина Рамзаева.

[SHEILA]

Пойду, схожу за счастьем на базар,
А после в супермаркет, за удачей...
И что с того, что это не товар...
Я попрошу ещё любви - на сдачу...

И взвесьте мне, пожалуйста, грамм сто,
Той совести, что с краю, полкой ниже...
Просрочена? Ну, ладно я потом,
Куплю в другом ларьке... А вижу-вижу:

По акции есть скидка для меня.
Давайте доброты, насколько хватит...
А есть у вас от злых людей броня?
Что-что? На это деньги жалко тратить?

А средство есть от жалости у вас?
Микстура от тоски, сироп от скуки?
Продайте мне ещё вот этот шанс...
И крепкую настойку от разлуки...

Уюта мне семейного - мешок,
Чтоб высший сорт, другого, мне не надо...
И красоты вон той, с пометкой «ШОК»,
Таблетки от неискреннего взгляда...

А дружбу как, поштучно иль навес,
Сегодня вы, любезно, продаёте?
Нет, не куплю, а просто – интерес,
Зачем так жить, и есть ли смысл в расчёте?

Ещё здоровья близким прикуплю
И буду им дарить на Дни Рожденья...
В продаже – зависть? Зависть не люблю.
Продайте лучше пол кило терпенья...

Доверия не нужно... В прошлый раз
Купила оптом, мне надолго хватит...
Продайте все запасы слёз из глаз,
Моя судьба вам, с радостью, заплатит...

Зачем? А чтоб не плакала душа
У тех людей, в которых много света...
Ведь жизнь тогда, добра и хороша,
Когда у вас в продаже боли нету...

Нет, счастья на базаре не купить...
Но если мы научимся делиться
Тем самым счастьем и любовь дарить,
То всё плохое просто испарится...

Ирина Самарина

[Vilmiressa]

Схлестнулись в страстном поединке
Последний Дождь и первый Снег,
С небес роняя слёзы-льдинки,
На лицах прочертили
след.

Прохожим плач небес не нравится!
Бегут куда-то вразнобой....
И постепенно на асфальте
Коктейль взбивают
ледяной.

Фатально Лист в ознобе корчится.
Гоним он ветром в мир иной....
Но до него ещё доносится
Шуршанье Кроны -
звук родной....

Природа Осенью зарёвана....
Но, плачь не плачь, придёт
Зима.
Из слёз наделает мороженого....
Его потом слизнёт
Весна!

Так-так

[max-u]

Сказать мгновенью: стой!
Быть может, вся природа – мозаика цветов?
Быть может, вся природа – различность голосов?
Быть может, вся природа – лишь числа и черты?
Быть может, вся природа – желанье красоты?
У мысли нет орудья измерить глубину,
Нет сил, чтобы замедлить бегущую весну.
Лишь есть одна возможность сказать мгновенью: стой!
Разбив оковы мысли, быть скованным – мечтой.
Тогда нам вдруг понятна стозвучность голосов,
Мы видим все богатство и музыку цветов,
А если и мечтою не смерить глубину, -
Мечтою в самых безднах мы создаем весну.

Константин Бальмонт


***
Украдкой время с тонким мастерством
Волшебный праздник создает для глаз.
И то же время в беге круговом
Уносит все, что радовало нас.

Часов и дней безудержный поток
Уводит лето в сумрак зимних дней,
Где нет листвы, застыл в деревьях сок,
Земля мертва и белый плащ на ней.

И только аромат цветущих роз -
Летучий пленник, запертый в стекле, -
Напоминает в стужу и мороз
О том, что лето было на земле.

Свой прежний блеск утратили цветы,
Но сохранили душу красоты.
У.Шекспир

[max-u]

***
ЛЮБОВЬ - ОДНА
Единый раз вскипает пеной
   И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
   Измены нет: любовь - одна.

Мы негодуем иль играем,
   Иль лжем - но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
   Душа одна - любовь одна.

Однообразно и пустынно,
   Однообразием сильна,
Проходит жизнь... И в жизни длинной
   Любовь одна, всегда одна.

Лишь в неизменном - бесконечность,
   Лишь в постоянном - глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
   И всё ясней: любовь одна.

Любви мы платим нашей кровью,
   Но верная душа - верна,
И любим мы одной любовью...
   Любовь одна, как смерть одна.
1896
Зинаида Гиппиус.
Стихи, воспоминания, документальная проза.
Москва: Наше наследие, 1991

***
В крови ступни, тяжелая стезя,
И пот, и слёзы на лице усталом,
И долог путь, и бросить крест нельзя –
Ты столько с ним по жизни отшагала.

Твоя любовь – тот крест, что на Голгофу
В страданиях и муках нес Иисус.
Несёшь и ты. Я в этих кратких строфах
О горестной душе твоей молюсь.

Молюсь о том, чтоб над твоею крышей
Не плакал дождь и не буянил гром.
Любовь должна быть крыльями – ты слышишь?
БЫТЬ КРЫЛЬЯМИ!
И НИКОГДА - КРЕСТОМ!
Зинаида Гиппиус

[Волга-Волга]

За окном противный дождичек сеет, от кондишена в офисе все дрожат. Офисная водоросль Алексеев хочет спать и еще сбежать. Он уходит в отпуск через неделю, но он знает, что до отпуска не доживет: тут начальница мозги ему мелко мелет, и еще подвело живот.

У жены третий месяц головные боли. Обещают Апокалипсис. Головой на руки - уронившись, он бьется в компьютерный столик: где ваш апокалипсис, суки? Во френдленте у кого понос, у кого золотуха, тот неудачно влюбился, у этого сериал. Алексееву кондиционер дует прямо в ухо. Этот мир его зае@ал...

Он вполне признает, что он бездарный и серый, только бы в мозги не вгрызались дрелью. Офисная водоросль Алексеев в отпуск собирается через неделю. Собирать рюкзак и идти по лесу, попрощаться с начальницей очень вежливо. Цокот клавиш полязгивает железом, выходные, где же вы.

...Кто-то говорит, что он не дожил до вечера, что зарезал начальницу, бухгалтера и жену. А потом - понимаете, тема вечная, - петлю из ремня затянул. Но ведь можно и другую историю сделать: говорят его ботинки (и пиджак им вторит), что он все-таки дожил до конца недели и дошел до большого синего моря. И, ногами босыми песок просеяв, он уплыл до кромки заката тоненькой.

Офисная водоросль Алексеев превратился в нормальную морскую планктонину.
(с) Анна Лемерт